ЛОНДОН. ЗАРИСОВКИ.

Весенний город

встретил запахом свежей выпечки

и подземной сырости.

Слоёный пирог средневековья.

Ветер нёс меня по улице

сухим прошлогодним листом –

скорей – к средоточию власти

скунского камня,

воздвигнутого на костях

среди парящих готических усыпальниц.

И нужно стать ведьмой,

дабы ступать по воздуху,

не касаясь земли,

дабы не тревожить

растоптанные миллионами ног

могилы великих.

... 

Ах, как гармонично смотрится

памятник Ричарду Львиное Сердце

на фоне брошенной челюсти

парламента, его острые зубы –

часть погребённой головы

местного дракона.

Вот, только, победы никакой не было,

да и сам король-странник,

говоривший на старо-французском,

редко появлялся в этих землях

в поисках рыцарских приключений.

 ...

Я жила на холме, где была когда-то

кельтская дубовая роща.

Там земля гудит под ногами,

и по ночам страшишься призраков,

забредающих из соседней церкви.

Тринадцатый век. Так что, кто его знает.

А воздух вокруг, когда бросаешь взгляд

в сторону города с этой высоты,

выгибается линзой, становится куполом,

и видится далеко-далеко.

Таков оптический обман –

алхимическое увеличительное стекло

сокращает до минимума расстояние

в двенадцать километров.

... 

Правый берег Темзы

на фоне «всевидящего ока», Сити

и современных скоб-мостов

кажется допотопным.

Спускаешься по камешкам к воде

и ждёшь, когда появится

маленький дымящий пароходик

из викторианских времён.

 ...

Что хочется забыть –

так это фигуру Лоренса Оливье,

слепленную из колючек,

подшлифованную наждаком,

стоящую около весьма неприглядного строения,

похожего на атомную станцию.

Королевский национальный театр.

Что хочется помнить –

так это круглую белую банку без крышки –

отстроенный заново театр «Глобус»,

во славу Шекспира ли

или же Эдварда Де Вера:

там, кажется, можно стоять и под дождём

в ожидании чуда.

 ...

Спешное передвижение по Лондону

в апрельском холоде,

в промозглой сырости

напоминает паломничество

от артефакта к артефакту.

«Ох, сколько ж мы награбили!», -

сказал однажды один британец.

Достигнув, наконец, места,

где можно снять перчатки

и расслабиться в тепле,

где можно бродить неделю –

и то будет мало,

я, на своих одеревеневших ногах,

подошла к истукану.

И очень я тогда была на него похожа:

отёкшая и тяжёлая от усталости,

хоть и без рисунков и иероглифов на спине…

Хоть и не с острова Пасхи.

... 

На фоне Букингемского дворца

заинтересовал муравейник туристов:

того и гляди поползут по решётке ограды,

а двор-то пуст!

На фоне того же дворца, на лавке парка

приютился безумный бездомный.

Он долго, протяжно мычал

из-под огромного вороха

полиэтилена,

которым был обвязан,

будто воздушный шар,

готовящийся к отплытию.

... 

«Чимнис, чимнис!», - повторяла я про себя,

рассматривая бесконечный строй

причудливых труб Хэмптон Корта,

опустевшего без его обитателей.

Коридоры и дворы оживляли ряженые

в средневековые платья служители музея,

бой курантов – маленький медный колокол

где-то у роскошного циферблата на башне –

золото на голубом.

Присутствие Генриха Восьмого и его двора

угадывалось в деталях: стриженый газончик,

ограждённый витыми карамельными палочками,

какими торгуют нынче на Рождество,

и такие же шесты, на которых сидят

игрушечные звери и драконы.

Низкие дверные проёмы,

закоптившиеся от времени,

сводчатые деревянные потолки,

широкие подоконники,

осколки витражей

и головы оленей с ветвистыми рогами

в обеденном зале.

Ну, а самое оживлённое место дворца –

это, конечно, кухня.

Там ещё и сегодня работают настоящие повара,

освоившие все приёмы того времени:

над открытым огнём камина

поварёнок жарит поросёнка на вертеле.

Пекут пшеничные хлебцы, похожие на корзиночки,

на прилавках лежат овощи, фрукты, дичь.

И всё это готовится и подаётся на стол

местного ресторана.

Стоит ли говорить, что вся кухонная утварь

точно такая, какой пользовались в 16 веке.

 ...

Кенсингтон. Пасхальное воскресенье.

Английские традиционные булочки –

по случаю. Вместо завтрака.

Прямо на улице. Потому что некогда.

А во дворце – пустота,

и только портреты насупившейся Виктории

и леди Ди. Неужели здесь кто-то живёт?

 ...

Неспешная беседа со священником-экзорцистом.

Вот так, неожиданно, он приметил меня среди толпы

после службы в соборе Соутварк,

разрешил подойти к кафедре,

и я стояла там, представляя себе – кого бы? –

кардинала Генри Бофорта, приведшего на костёр

великую Жанну.

...

Национальная галерея –

это такое странное магическое место,

куда роем ос влетают туристы.

Они долго там гудят, шуршат и толкаются,

чего-то ищут так нахально, по-простому,

но потом…

неожиданно замирают:

ибо место это – золотой улей.

Золотая пыльца рассеяна в воздухе,

а со стен оплывает мёд.

Я села там и стала плакать

рядом с «портретом неизвестного»

Тициана.

 ...

Гендель, на могилу которого я чуть не наступила

в Вестминстерском аббатстве,

всю свою музыку писал для меня.

Оратория «Мессия» в церкви на Трафальгарской площади –

это уже помпезность в квадрате.

И я, притулившись на жёсткой скамье балкона,

сжатая со всех сторон жадными слушателями,

была счастлива тем, что нас так много, внимающих.