Стоит паранормальная погода,

трещит по швам простуженный апрель.

Осколочное око гололёда

сечёт ветрами серая метель.

 

Рассерженные, сонные упрёки

слепого, неначавшегося дня,

дымятся неба талые подтёки –

извёсткою размытая мазня.

 

Колючий войлок – вялыми руками –

наощупь солнце в стекловате туч.

И беглыми, белёсыми волками

играет шторм, и тяжек, и могуч.

Пере...

Что ж… переждать век,

пересмотреть сны,

переболеть вновь

в лапах весны,

перечитать звёзд

медленный часослов,

переиграть в лила,

сотни замков

переломать, память

перекрутить – кино…,

перемолоть перец:

мне всё равно

жгучие очи волчьи

не утолить луной.

Переписать мелом?

кровью одной?

автопортрет, маску.

Перестоять пургу…

Только перелюбить

я не могу.

 

 

 

Ну, здравствуй, здравствуй. Ты уже не нужен.

Здесь у меня совсем другие гости.

Ты захотел увидеться? Со мной? -

Стеклянное нутро, шершавый взгляд

да бледность щёк помятых… Ты зачем

шагнул в мой сон несбывшийся вчерашний?

 

Перед тобой стою, ты приравнял

цветенье персика к темнеющему жаду! -

Какая боль. Она была… тогда.

Казалось, без конца и без начала.

Казалось мне, я всё бы отдала

за слово в тишине. Одно лишь слово.

 

«Не я… не мне… и - точно - не меня…» -

бессмысленные эти парадигмы

как яд аптекаря проникли в серый мозг,

и я увидела диковинную птицу,

привыкшую на надсат-языке

петь, выводя рулады заводные.

 

Просителем пришёл? – не обессудь:

захлопну эту дверцу меж мирами,

не обернусь, ведь я уже забыла… -

ты мне помог: твой холод излечил

от той болезни, что зовётся страстью.

«Ничто» не может чувства вызывать.